|
|
К 120-летию
|
|
Я ее воздухом дышуГде белые церкви и белый светящийся лед, Где бархат лазури синей итальянского неба, Где ровные дали ржаного ядреного хлеба, Где серп поднебесный желтее, чем липовый мед, - Здесь воздух пропитан поэзии русской строкой, Здесь рифмы рождались великих бессмертных творений, Здесь рос и крепчал незабвенный Ахматовский гений, Здесь Муза писала красивою женской рукой.  Тут родина снов и полета цветущей души, Тут бежецкий край, что зовется глубинкой России, Тут мысли рождались в стихах благозвучных такие, Что могут возникнуть лишь здесь – в деревенской глуши. Волшебный пейзаж, хоть неброский на первый он взгляд – Широкий ландшафт голубой среднерусской равнины: Спокойные реки, пруды, перелески, долины. В воздушном цветенье Слепневский Ахматовский сад, Цветами покрытые, милые сердцу луга. У звонких ручьев раскрывают глаза незабудки. Во ржи васильки, а в деревнях крикливые утки, А осенью желтой – стоящие в поле стога. Морозной зимой бриллиантом сияющий снег. Звенит тишина. А сугробы под самые крыши! Здесь воздух так чист и здоровою свежестью дышит, И слышен коней деревенских разме-ренный бег. Ахматова!.. Церкви и белый светящийся лед. Здесь ровные дали ржаного ядреного хлеба, Здесь бархат лазури синей итальянского неба И серп поднебесный желтее, чем липовый мед… Г. ЕРШОВ У АхматовойВ синей комнате, в синей комнате Вдохновенная речь вполголоса, Лик, склоненный перед иконою, За любимого долго молится. Не открою я дверь тяжелую, Не смогу прикоснуться к таинству. Сколько бы ни склонял я голову, Только веры в ней не прибавится. Да и сердце ничуть не тешится, На две части судьбой разбитое: Жизнь моя протекает в Бежецке, А душа обитает в Питере. Время тянется монотонное Между пашнями, между дола-ми. В синей комнате, в синей комнате Плачут строчки новорожденные. 
ТриптихАнна Кашинская Анна Керн Анна Ахматова 1. Молчание Думы в прошлое опрокинуты, И молчанье завесой прочной По обету одной из инокинь Так молиться намного проще. Думы больше не разбегаются, Средоточены в самом главном, Год за годом идут раскаян-но, Неизменны в своем укладе. Гибель близких могла быть чаян-ной, Предначертанной волей свыше, И сегодня скорбит в молчании Память Родины о погибших. Я молчу. 2. Любовь Итак, она была в начале Возникших у поэта строк, Которые тогда кричали, Которые тогда звучали, Которые тогда молчали, Неся невиданный восторг. Она была всего мгновеньем, Поэта сердце озарив, В душе поэта воцарив, Поэту думу проторив, Его молчание разве-яв, Явившись снова из дали. Она однажды стала словом, Потоком страсти и любви, А он в нее влюбился снова, В бессмертие благосло-вив. Не молчу. 3. Слово Век предельно жесток, и судьба тяжела, Но она в этот хаос пришла не напрасно, Отражения века в себе пронесла, Но как часто во тьме слово истины гасло. А она это слово пыталась спасти, Чтоб сломать не смогла в обезумии память, Чтоб потомки сумели однажды постичь, Чтобы жить и не падать. Знать неведомо нам, что сумела, смогла, Заглянуть бы вперед в неизвестность устоев, В ожиданье событий молчат зеркала И таят в себе много осколков историй. Я кричу. А. КОГАН 
|
5 марта – День памяти А. Ахматовой…И небрежно брошена шаль, И свеча на столе погасла. В синей комнате спит печаль – Как легка она и прекрасна! И скользит мимо окон тень – Тихо скрипнула половица. Светлой памяти горький день. И навеки нельзя проститься. Четкий профиль. Опущен взгляд. Некрасива, но как прекрасна! Стены память о Ней хранят. И свеча не погасла. 1 марта 2002 г., Дом поэтов в с. Градницы Ахматова, Слепнево, ГрадницыТомилась в воле иль в неволе, Смиренно Господа моля. Была Ей памятна до боли Тверская скудная земля. А мы храним святую память О заточенье горьком том. …Свечи неугасимой пламя, И ржавый пруд, и темный дом, И в доме том – томленье лета И скрип старинных половиц. Глядит Она со всех портретов Из-под опущенных ресниц… 18 июня 2002 г. * * * Небесным светом осиянна, Неотрешенная от грез, Бредет душа великой Анны Среди осинок и берез. В слепневских памятных просторах То место тщится отыскать, Где барский дом стоял, в котором Пришлось томиться и страдать, 
И тихим счастьем упиваться, Ловя черемуховый снег, И, уезжая, оставаться В той синей комнате навек. Потом, потом придет разлука И боль немыслимых потерь, Потом остудит душу мука, Но не теперь, но не теперь. В разгаре бежецкое лето, И все у Анны впереди. …Глаз не сомкнула до рассвета, Стихами сердце бередит. Она как будто здесь чужая, И взгляд запрятан далеко. Но сад покоем окружает Ее, И пишется легко. В глухом тверском уединенье С приездом каждым все ясней, Что станет это заточенье Второю родиною ей. Веселья го-рестного чашу Она здесь выпьет не спеша И в мир уйдет, что дик и страшен, Но в стороне болот и пашен Останется ее душа! 23 июля 2003 г. Г. ВОЛОХОВА Я смотрю на снимок ГумилевыхЯ смотрю на снимок Гумилевых, На котором изображены Анна, Николай и сын их Лева, Зело пострадавшие за ны. Но пока глаза их не печальны, И на лицах их тревоги нет. Это уже после их, опальных, Воспоет российский наш поэт. Умные, доверчивые лица, Милая, счастливая семья. И пока им радужное снится, А не подсудимая скамья. Им пока не ведомо забвенье, В их глазах лучится светлый путь И любовь друг к другу, умиленье, И житейская, простая грусть. Это после будут все аресты. Это после “Реквием” взарит. А пока они все трое вместе, “И душа с душою говорит”. Милые, улыбчивые лица Безмятежно смотрят в объектив. Это Анне с Левой будет сниться Грустный похоронный марш-мотив. И зачем вы родились так рано? Почему вас Бог не уберег? Почему советская охрана Заключила старшего в острог? Почему лишила его жизни, Не взирая на особый дар? Это после мы слезами брызнем, А пока бушует чувств пожар. А пока раскованные лица, Удивительный пред ними мир: Рожь в Слепневе славно колосится, И пока поэзии – кумир. Я смотрю на них, как на иконку, И доселе не могу понять – Чем они не нравились Закону? Кто посмел у Родины отнять, У меня, у русского народа Жизни величайших из людей, Творческих, как говорят, от Бога, Движителей славнейших идей? Я смотрю на снимок отрешенно, Сердце выворачивает гнев. Мой народ, такой обогащенный, Не сумел продолжить их запев! Не сумел? Да нет, не дали власти Соловьям всю песню их пропеть Слишком сильно бушевали страсти. Дай-то Бог и нам свое пропеть, Чтобы церковь не была в изгнании, Чтоб свободы не лишили нас, Чтобы получили все признание, Кто способен свой возвысить глас. Я смотрю на снимок Гумилевых, На котором изображены Анна, Николай и сын их Лева – Гении измученной страны! 2003 год. В. КОЛЕСНИЧЕНКО |
